Старый Ташкент в воспоминаниях, фотографиях, стихах Владимира Долгушина
Секрет мой пагубен, безумен, но бесценен.
Таков уж есть – моя ли в том вина,
Что в полночь лунную, когда играют тени,
Я уношусь в былые времена?
Брожу по улицам, вернувшимся из мрака,
Чего-то жду у стареньких ворот…
И даже жалкая облезлая дворняга
Такой родной из детства предстаёт.
Фигурой, вырванной из выцветшего кадра,
Стою я вновь у трубочных перил,
И искры светят мне того кинотеатра,
Что целый мир мальчишке подарил.
Кинотеатр «Искра»
С годами прошлого стираются детали,
Тогда, порой, придумываешь сам:
И розы красные, что крыши оплетали,
И голубей, что рвутся к небесам.
И окна дивные, что вспыхивают к ночи…
Где абажур с кудрявой бахромой,
Где есть аквариум с подсветкою и прочим,
И чайный гриб, какой-то неземной…
Чудны’е образы исчезнувшей эпохи…
Ваш лёгкий шаг неслышим, невесом.
Из бездны времени, как яркие сполохи,
Вы чередой тревожите мой сон.
Тот город в зелени, что в памяти остался,
Он где-то есть во времени ином.
И сквер таинственный, что в центре разметался,
И добрый друг – старинный Гастроном.
Старый Гастроном
Я так им радуюсь, ночным моим прогулкам.
Живей иных живущие во сне:
И мальвы нежные по старым переулкам,
И терпкий хмель, скользящий по стене…
Август 2010
Своё первое стихотворение Владимир Михайлович Долгушин написал когда-то давным-давно, ещё в далёком 1968 году. В двенадцать лет - как будто что-то прорвало. Сейчас его уже и не вспомнить, а тогда показал маме, будучи вдохновлённый своим первым «шедевром». Вердикт был неоднозначный, ускользающий: «Да, молодец, только надо доработать…»
Он родился в 1956 году в Ташкенте на Кашгарке (современные кварталы Ц-4, Ц-5, частично Ц-6). Это место получило своё название по одному историческому факту: из Китая бежало племя кашгарцев на территорию Кокандского ханства, и Кокандский хан отвёл им территорию для поселения именно на этом месте.
Ещё один факт, придающий Кашгарке статус исторической достопримечательности: в 1868 году русский художник-баталист Василий Васильевич Верещагин был прикомандирован к канцелярии Туркестанской губернии и полгода жил именно на Кашгарке.
Вот она – Кашгарка – на фото и в стихах:
КАШГАРКА
Ночь стекает по крыше,
Как вода по стеклу.
Дворник заспанный вышел,
Ухватил за метлу.
С одинокой прогулки
Возвращается кот.
Тупики, переулки…
А дорогу найдёт.
Вот по рельсовым стыкам
Громыхает вагон,
А вода по арыкам
Тихо шепчет вдогон.
С жёлтой лампой сигнальной,
Как большая свеча,
Ваш покой персональный
Стережёт каланча.
Петухи встрепенулись,
Обуздав паралич.
По пустынности улиц
Разнесётся их клич.
У ларька Никанора
В этот час тишина:
Ни душевного спора,
Ни бутылки вина.
На повозке облезлой
В окруженьи корзин
Где-то в рупор железный
Закричит «керосин».
Каждый домик опрятен
И обманчиво прост.
И снаружи приятен,
И не давит на рост.
На резные пороги
Так и просится взгляд.
Тополя вдоль дороги,
Точно пики, стоят.
Не тревожно, не жарко –
Сонный рай на земле.
А ведь это Кашгарка,
что исчезла во мгле.
Дед Владимира по отцовской линии Иван Иванович (1895 года рождения) работал в типографии Камиля Икрамова, которая располагалась в Старом городе.
Типография Камиля Икрамова
Во время войны он был картографом, и его карты имели очень заметное отличие от других: краски всегда были яркие, сочные, насыщенные. Некоторые даже пытались выманить, вызнать, в чём секрет. Однажды, зная, что за ним будут подглядывать, он замешал краски и… пописал туда… Очень смешно вышло, и секрет так и остался при нём. Именно дедом Владимира сделаны карты Ташкента 1938-1947 годов…
Лето 61-го
Застыло всё в безветрии сухом.
Тянулся жар за тающим припасом.
И только я на лошади верхом
Отчаянно метался по пампасам.
Меня трепал песчаный ураган,
Да в голове стучала канонада:
Предупредить индейцев-могикан
О подлости английского отряда.
В меня стреляли полчища врагов,
Но я сумел рогаткою отбиться.
Вот только шорты лопнули с боков,
Сандалии успели прохудиться.
Видны уже вигвамы в тростниках,
Но между нами озеро клокочет…
А что Гагарин видел в облаках?
А деньги стали маленькие очень…
А, может, через мостик, напрямик?
Столярный клей из досок, что ли, варят?
За что у Мишки новый грузовик?
А мне, такой и старый не подарят…
Июльский зной, чудесная пора!
Вскипает мир в бесчисленных вопросах…
А я – фигурка в глубине двора
С картонною лошадкой на колёсах.
Август 2011
Двор детства
Детскую музыкальную школу №1 сейчас помнит только старшее поколение (сегодня здание школы вообще снесено). Музыкальной она стала только в 1970 году. В 1963 году это была ещё средняя общеобразовательная школа №21, в которой первоначально и учился Владимир. После преобразования школы в музыкальную общее образование он заканчивал в школе №5.
Вот ещё одно поэтическое воспоминание о детстве:
***
Детство далёкое, милое детство,
Нет ли вернуть тебя верного средства?
Нет ли какого волшебного слова –
Может быть, детство появится снова?
Может быть, детство за тем поворотом
Так, незаметно, мелькнёт ненароком,
Просто покажется: вот я какое…
Детство далёкое и дорогое.
Крикнет петух, распахнётся калитка,
Мальчик навстречу мне выбежит прытко:
Светловолосый, с глазами, как море,
Что-то родное таится во взоре.
«Здравствуйте, дяденька!» - «Здравствуй, мой милый!»
Тут моё горло тисками сдавило,
Веки намокли и голос подводит –
Сам я с собой повстречался, выходит.
Вот я стою у зелёной калитки.
Мать что-то варит на кухонной плитке.
Сколько ей лет? Да уж старше её я…
Сяду сейчас – и по-волчьи завою.
Мальчик смутился: и что это значит?
Дяденька взрослый как девочка плачет…
Как объяснить тут, какими словами…
Было ль такое когда-нибудь с вами?
1993-1994
Будучи по природе «чистым гуманитарием», после школы Владимир поступал в педагогический институт на факультет дефектологии. Не поступил. Позже выяснилось, что на этот факультет принимали только «своих».
Но не бывает худа без добра. Известный исследователь искусства и культуры Средней Азии, известный археолог Пугаченкова Галина Анатольевна пригласила несостоявшегося студента педагогического института в археологическую экспедицию, которая проходила в Дальверзин-тепе (это на границе с Афганистаном). Два месяца в экспедиции осенью и два месяца весной позволили молодому человеку, только шагнувшему во взрослую жизнь, увидеть и испытать, что такое настоящая археология.
Дали копать место, где нашли знаменитый дальверзинский золотой клад. Продолжал углублять уже открытое место - надо было сделать ровный пол. Золота там уже, конечно, больше не было. Зато откопал белую алебастровую глыбину, которая оказалась фрагментом так называемого «акантового листа» - лепным архитектурным украшением в виде стилизованных листьев аканта. Такого большого куска ещё никто не находил!
Вернувшись из экспедиции, Владимир ещё некоторое время работал в Институте искусствознания. Галина Анатольевна отвела его в помещение, где были нераспакованные артефакты. И надо было сделать полки, чтобы можно было их все расположить. Юному археологу были доверены огромные ценности, и он это доверие оправдал: у него был свой ключ, которым Владимир сам открывал дверь, выполнял необходимую работу, по окончании которой закрывал дверь на ключ и сдавал его на вахту…
1974 год – Владимир поступает в институт культуры на библиотечный факультет. Институт тогда только открылся – собрали в здании школы сразу с трёх институтов: театрального, педагогического и консерватории.
Об учёбе остались хорошие воспоминания, потому что рядом учились школьные товарищи. И планы на каждый день были грандиозные!
Кроме того, на факультете, где он учился, было в течение учёбы не более двух парней на шестьдесят девчонок – весело! В студенческие годы – развлекал однокашников блатными песнями, за что его прозвали «поэтом».
А после института – полтора года в армии в Венгрии, т.к. в институте не было военной кафедры. Попал в мотострелковые войска, где требовалась серьёзная физическая подготовка и не только.
В армии также было написано несколько стихотворений. Но в 1983 году внезапно произошло, как называет сам Владимир, «завершение стихов». И временной перерыв образовался лет на двадцать, и больше. Владимир в какой-то момент уже даже посчитал, что вообще разучился писать стихи.
Толчком к возврату в творчество стала потеря близкого человека.
В 2005 году умер брат Георгий, который был, по словам Владимира, «большая умница». Он был ближайшим другом народного писателя Узбекистана, автора исторических романов «Дмитрий Донской»,«Звёзды над Самаркандом» Сергея Бородина.
«Брат был всегда одинаково интересен любому человеку: разговорить мог представителя любой профессии, так, что все бросали свои дела и включались в дискуссию. Он закончил библиотечный факультет педагогического института, много знал, но работал простым печатником. А познакомился с Сергеем Бородиным на почве нумизматики - у Георгия была коллекция русских монет. Но будучи студентом, по частям продал свою коллекцию, т.к. мать не принимала этого увлечения».
После смерти брата Владимир вновь начал писать. Многие из его стихотворений – о старом Ташкенте, ещё не принявшем современные преобразования. Старый Ташкент сохранил свой прежний облик в стихах и на фотографиях, которые собирает и хранит Владимир Михайлович Долгушин. Вот, к примеру, кинотеатр «Хива» - как он выглядел в разные временные точки. Сначала название кинотеатра было «Молодая гвардия», которое позже изменили на «Хива»:
А вот старый Алайский базар – таким его помнят тоже уже далеко немногие:
***
Я люблю этот город приветливый,
Простоту коммунальных дворов.
Неширокие улицы светлые,
Их живой изумрудный покров.
Невысокие милые здания,
Всюду парков раскинулась сень,
Где влюблённые ищут свидания,
Где уютно и радостно всем.
Здесь каштаны цветут и акации,
Здесь и шуткам смеются теплей.
Этот город не в глянцевой Франции,
А среди азиатских степей.
Время вечно наносит пробоины,
Собирая невзгоды в кулак.
Но дубы, как столетние воины,
Охраняют Романовский парк.
Пахнет воздух сиренью и мятою.
Тополя – не бывает прямей.
В синем небе бумажной заплатою
Серебрится мальчишеский змей.
По-весеннему небо нахмурится,
Пара капель на лоб упадёт.
На соседней извилистой улице
Патефон заиграет фокстрот.
На столбах фонари загораются.
Заспешили соседи в кино.
И замки на губах отпираются
Под сухой перестук домино.
Скоро полночь пройдёт тротуарами,
Торопя загулявших домой.
И под всеми под кровлями старыми
До утра воцарится покой.
А лишь занавес ночи раздвинется,
А лишь золото вспыхнет, маня,
Голубиная стая поднимется,
Словно вымпел грядущего дня.
Август 2012
У Владимира Михайловича есть стихотворное посвящение всем «погибшим» старинным театрам Ташкента, одним из которых был театр «Колизей»:
Театр «Колизей»
Порою мне память дарует виденья,
Вскрывает фрагменты из жизни иной.
Сквозь стену молчанья, сквозь вату забвенья
Театры из детства встают предо мной.
Их стиль элегантен, затейлив, но робок,
Ведь их не старались вперёд протолкнуть.
На фоне безликих бетонных коробок
Так взгляду приятно на них отдохнуть.
Здесь видятся тени великих талантов,
Слышны отголоски литых голосов;
Изящество модниц, излишества франтов,
Богатство причёсок и пышных усов.
Хрустальные люстры, следы позолоты,
Лепные узоры в сиянье огней…
Куда-то уходят дневные заботы,
Лишь яркая сцена и всё, что на ней.
Вот занавес тёмный, бесшумно спадая,
Коснулся подмостков и замер в пазах.
И, может быть, мама, совсем молодая,
Вверху на галёрке застыла в слезах…
-------
Порушенный купол и небо всё в блёстках,
Каким подивится любой ювелир.
А ветер гуляет на старых подмостках,
Где прежде страдали Отелло и Лир.
Ноябрь 2011
В стихотворении «Зима в городе» старый город предстаёт в зимнем облачении:
Зима в городе
Старые улицы в белых объятьях.
Кружат снежинки в серебряных платьях.
В замкнутом круге фонарного света,
Так далеко от янтарного лета…
Скрылись под снегом лепные фасады,
Скрылись заборы, дворы, палисады.
В маленьком сквере безликая оголь,
Стёрся из памяти бронзовый Гоголь…
Где-то вверху, с каланчи иллюзорной,
Смотрит на город пожарный дозорный.
Город привычно готовится к ночи,
Светятся окна, как детские очи…
Лишь невысокие трубы печные
Ввысь посылают свои позывные
Клочьями дыма по азбуке Морзе
Ласковым звёздам, что к небу примёрзли…
Время ложиться? – Ну что за нелепость!
Лепят мальчишки высокую крепость,
Снежную бабу с картофельным носом,
Снежную гору с покатым откосом…
Там, где теперь пустыри и спецовки,
Прежде тянулся проспект Воронцовский…
Падают тихо снежинки за ворот.
Мир твоим крышам, исчезнувший город…
Старые улицы в белых объятьях…
Кружат снежинки в серебряных платьях…
А это стихотворение, по признанию Владимира Михайловича, любимое:
***
Отчего так нравятся нам сказки,
Сказки из далёких детских дней?
Принцы, королевы, куклы, маски…
Разве мы не сделались умней?
Неужели жизнь не научила
Болью, расставаньем, нищетой..?
Почему же мы с такою силой
Верим в детский ключик золотой?
В сказках перевёрнутые страны,
В сказках золотые города.
В сказках и обманы – не обманы,
Просто это сказка, господа.
В сказках есть герои и злодеи,
Светлые и тёмные миры.
Сказки – это «взрослые» идеи,
Дремлющие в детстве до поры.
Кто из нас, устав от испытаний,
Черпая запас душевных сил,
После продолжительных скитаний
В сказочную гавань не входил?
Вспомнив оловянного солдата,
Сгорбленные спины распрямим.
Сказку мы придумали когда-то,
Чтобы не расклеится самим.
С детским восхищением на лицах,
Щуря утомлённые глаза,
В жизни непрочитанных страницах
Мы, как прежде, ищем чудеса.
Нужно только пламенное сердце,
Верить, загораясь каждый раз,
И тогда та маленькая дверца,
Может быть, откроется для нас.
10.11.2008
«Чудны’е образы исчезнувшей эпохи» …
Возможно, что ещё не одна фотография старого Ташкента прибудет в коллекцию Владимира Михайловича Долгушина и не один образ проявится через рифмы и строфы в его очень проникновенных стихах, чтобы и для нас ещё не раз открывалась «та маленькая дверца», за которой остаётся история нашего города.
Художественный руководитель
проекта audiobook.uz,
режиссёр
Елена Бурова